Толстой Лев Николаевич. Исповедь

   (Вступление к ненапечатанному сочинению)
   I
   Я был крещ?н и воспитан в православной  христианской вере. Меня учили ей и  с
детства и во вс? время,  моего отрочества и юности. Но  когда я 18-ти лет вышел
со второго курса  университета, я  не верил  уже ни во  что из  того, чему меня
учили.
   Судя по  некоторым воспоминаниям,  я  никогда и  не  верил серь?зно,  а имел
только доверие к тому, чему меня учили,  и к тому, что исповедывали передо  мной
большие; но доверие это было очень шатко.
   Помню, что,  когда мне  было лет  одиннадцать, один  мальчик, давно  умерший,
Володинька М., учившийся в гимназии, придя  к нам на воскресенье, как  последнюю
новинку объявил нам  открытие, сделанное  в гимназии. Открытие  состояло в  том,
что Бога нет  и что вс?,  чему нас учат, одни  выдумки (это было  в 1838  году).
Помню, как  старшие братья  заинтересовались этою  новостью, позвали  и меня  на
совет. Мы все, помню,  очень оживились и приняли  это известие как что-то  очень
занимательное и весьма возможное.
   Помню ещ?, что, когда старший мой брат Дмитрий, будучи в университете, вдруг,
с свойственною его  натуре страстностью,  предался вере  и стал  ходить ко  всем
службам, поститься,  вести  чистую и  нравственную  жизнь,  то мы  все,  и  даже
старшие, не переставая поднимали его на  смех и прозвали почему-то Ноем.  Помню,
Мусин-Пушкин, бывший тогда  попечителем Казанского университета,  звавший нас  к
себе танцевать, насмешливо  уговаривал отказывавшегося  брата тем,  что и  Давид
плясал пред ковчегом. Я сочувствовал тогда этим шуткам старших и выводил из них
заключение о том, что  учить катехизис надо, ходить  в церковь надо, но  слишком
серь?зно всего этого принимать не следует. Помню ещ?, что я очень молодым читал
Вольтера, и насмешки его не только не возмущали, но очень веселили меня.
   Отпадение мо?  от  веры  произошло во  мне  так  же, как  оно  происходило  и
происходит теперь  в людях  нашего  склада образования.  Оно, как  мне кажется,
происходит в большинстве  случаев так: люди  живут так, как все  живут, а живут
все на основании  начал, не только  не имеющих ничего общего  с вероучением, но
большею частью  противоположных  ему;  вероучение  не участвует  в  жизни,  и  в
сношениях с другими людьми  никогда не приходится  сталкиваться и в собственной
жизни   самому   никогда   не   приходится   справляться   с ним; вероучение это
исповедуется где-то там, вдали от жизни и независимо от не?. Если  сталкиваешься
с ним, то только как с внешним, не связанным с жизнью, явлением.
   По жизни  человека, по  делам его,  как  теперь, так  и тогда,  никак  нельзя
узнать, верующий  он или  нет. Если  и есть  различие между  явно  исповедующими
православие и отрицающими его, то  не в пользу первых.  Как теперь, так и тогда
явное признание и  исповедание православия  большею частью  встречалось в  людях
тупых, жестоких  и  безнравственных  и  считающих себя  очень  важными.  Ум  же,
честность, прямота,  добродушие и  нравственность большею  частью встречались  в
людях, признающих себя неверующими.
   В школах  учат  катехизису  и  посылают учеников  в  церковь;  от  чиновников
требуют свидетельств в бытии  у причастия. Но человек  нашего круга, который  не
учится больше и не  находится на государственной службе,  и теперь, а в  старину
ещ? больше, мог прожить  десятки лет, не  вспомнив ни разу о  том, что он  жив?т
среди христиан и сам считается исповедующим христианскую православную веру.
   Так   что   как   теперь,   так   и  прежде вероучение, принятое по доверию и
поддерживаемое внешним давлением,  понемногу тает под  влиянием знаний и опытов
жизни, противоположных вероучению, и человек очень часто долго жив?т, воображая,
что в н?м цело  то вероучение, которое  сообщено было ему  с детства, тогда  как
его давно уже нет и следа.
   Мне рассказывал С., умный  и правдивый человек, как  он перестал верить.  Лет
двадцати шести уже,  он раз  на ночлеге  во время  охоты, по  старой, с детства
принятой привычке, стал вечером на молитву. Старший брат, бывший с ним на охоте,
лежал на сене  и смотрел  на него.  Когда С. кончил  и стал  ложиться, брат его
сказал ему: "А  ты ещ? вс?  делаешь это?" И  больше ничего они  не сказали  друг
другу. И С. перестал с  этого дня становиться на молитву  и ходить в церковь. И
вот тридцать лет не молится, не причащается  и не ходит в церковь. И не  потому,
чтобы он знал убеждения своего брата и  присоединился бы к ним, не потому,  чтоб
он решил что-нибудь  в своей  душе, а только  потому, что  слово это,  сказанное
братом, било  как  толчок  пальцем  в  стену,  которая  готова  была  упасть  от
собственной тяжести; слово это было указанием на то, что там, где он думал,  что
есть вера, давно уже  пустое место, и  что потому слова,  которые он говорит,  и
кресты, и поклоны, которые  он клад?т во время  стояния на молитве, суть  вполне
бессмысленные действия. Сознав их бессмысленность, он не мог продолжать их.
   Так было и бывает, я думаю, с  огромным большинством людей. Я говорю о  людях
нашего образования,  говорю о  людях, правдивых  с  самими собою,  а не  о  тех,
которые самый предмет веры делают средством  для достижения каких бы то ни было
временных целей. (Эти  люди - самые  коренные неверующие, потому  что если  вера
для них  - средство  для  достижения каких-нибудь  житейских  целей, то  это уж
наверно не вера.)  Эти люди нашего  образования находятся в  том положении,  что
свет знания и жизни растопил искусственное здание, и они или уже заметили это  и
освободили место, или ещ? не заметили этого.
   Сообщ?нное мне с детства вероучение исчезло во мне так же, как и в других,  с
той только разницей, что так как я очень рано стал много читать и думать, то мо?
отречение от  вероучения очень  рано  стало сознательным.  Я с  шестнадцати лет
перестал становиться на молитву и  перестал по собственному побуждению ходить  в
церковь и говеть. Я перестал верить в то, что мне было сообщено с детства, но  я
верил во что-то. Во что  я верил, я никак  бы не мог сказать.  Верил я и в  Бога
или, скорее, я не отрицал Бога, но какого Бога, я бы не мог сказать; не  отрицал
я и Христа и его учение, но в ч?м было его учение, я тоже не мог бы сказать.
   Теперь, вспоминая  то время,  я вижу  ясно, что  вера моя  - то,  что,  кроме
животных инстинктов, двигало моею жизнью, - единственная истинная вера моя в  то
время была вера  в совершенствование. Но  в ч?м было  совершенствование и  какая
была цель его, я бы не мог сказать. Я старался совершенствовать себя умственно,
- я  учился  всему,  чему мог  и  на  что наталкивала  меня  жизнь;  я  старался
совершенствовать свою волю - составлял себе правила, которым старался следовать;
совершенствовал себя физически, всякими упражнениями  изощряя силу и ловкость  и
всякими лишениями приучая  себя к выносливости  и терпению. И вс?  это я считал
совершенствованием. Началом всего было, разумеется, нравственное
совершенствование, но  скоро оно  подменилось совершенствованием  вообще, т.  е.
желанием быть лучше не перед самим собою или перед Богом, а желанием быть  лучше
перед другими  людьми. И  очень скоро  это стремление  быть лучше  перед  людьми
подменилось желанием быть сильнее  других людей, т.  е. славнее, важнее, богаче
других.

. . .

Скачать и прочитать весь текст - 49,4 Кб в zip-архиве