Лесков Николай
Семенович. Русское тайнобрачие
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Тайнобрачие в России несомненно существует, и притом в довольно значительных
размерах. Едва ли в каком-либо общественном кружке не известно хотя одно
супружество, сочетание которого не вполне законно или даже совсем
противозаконно. А между тем все эти браки кем-то повенчаны и где-то записаны и
терпятся «ради слабости человеческой» и ради страха суровой строгости
неподатливого закона. Наше положение таково, что мы как бы не можем обходиться,
не обходя закона. Оттого, кажется, у нас так и велика народная терпимость. Но
тем не менее наше тайнобрачие не представляет собою чего-нибудь совершенно
бесшабашного и безнравственного. Напротив, в нем заметаю даже уважение русского
человека к границам свободы в пределах нравственности и эстетики. Это всего
удобнее можно наблюдать в интересной практике, которую выработало русское
тайнобрачие, до сих пор удивительным образом пренебрегаемое исследователями
нашего народного духа в самых глубоких и смелых его проявлениях. Между тем
такое явление, как тайнобрачие, более, чем многое иное, открывает в нашем
народе изобилие здоровых элементов, ручающихся за его способность к широкому и
свободному развитию жизни в несколько иных формах.
За «обилием материалов», упорно скопляющихся в наших повременных изданиях,
исследованиям такого рода нет еще места, и потому приходится касаться их только
слегка и издали, и притом по какому попало случаю и в какой попало форме.
Я расскажу, что мне известно об этом интересном предмете, именно по поводу
свадьбы дяди Никса, которая, в связи с другим случаем тайнобрачия в нашем
литературном кружке, дала мне возможность ознакомиться с удивительным
механизмом этого своеобразного тайностроительства в русской церкви.
Несколько лет тому назад мне довелось быть в одном гостеприимном доме, где
собралось много разного звания людей.
Это относилось уже к последнему времени, которое некто удачно называет
временем «реставрации упадка нравов». Охота ко всякого рода трактаментам и
прениям тогда уже прошла, и так называемые образованные люди не находили более
удовольствия в обмене мыслей. Мысли были изгнаны из обращения, и все, от
прыткого поручика до авантажного тайного советника, обратились к универсальному
русскому средству «убивать время» — _сели за карты_. Литераторы и ученые не
отставали от явных поручиков и тайных советников: и они садились за ломберные
столы без всякого зазрения совести и резались с теми самыми чиновниками, на
которых недавно еще изливали жгучий яд своих обличительных сарказмов.
Об эту пору литературный старовер, не приручивший себя к картам, уже
составлял для хозяев известное бремя. Он это чувствовал и, сознавая свою
отсталость от современного общественного прогресса, прятался куда-нибудь «к
чудакам». Если же случай застигал его врасплох среди «новейших» людей, он
спешил сокращаться и исчезать, не нарушая господствующего строя занятий.
В таком положении очутился и я на том вечере, с которого начинаю мое
повествование.
Драгоценными сведениями в области этих не имеющих письменной истории событий
я обязан духовнику моего гостеприимного хозяина, столичному протоиерею,
внушительную фигуру которого описать дано не моему перу.
Он появился на пиршестве как раз в то время, когда я собирался оттуда
удалиться восвояси, и был виновником, что мне это не удалось, — о чем я, однако,
не жалею. Так как все столики уже были заняты и для преподобного отца не
находилось пристойной партии, то хозяева были в затруднении, к чему им
пристроить своего почтенного духовника, и решили принести ему в жертву мое
бесприкаянное недостоинство.
С этою целью меня немилосердно придержали и представили протоиерею с
рекламирующею аттестациею, как автора «дьякона Ахилки».
Но преподобный отец сначала был неутешен: подав мне руку, он поправил у себя
на груди важные кавалерии и обратился к хозяевам с словами горького упрека:
— Ахилку мы читали, и кто оного автор — знаем, а чтобы своего духовного и
венчального отца в святой день без пульки оставить, так это можно сделать
только совсем забывши закон и религию.
Но, однако, потом дело обошлось, и притом к неописанному моему удовольствию,
потому что я встретил в отце протоиерее человека чрезвычайно приятного: умного,
доброго и большого практика.
Как только хозяева устроили его за одним столом «в м_о_тью», он перестал
негодовать и, усевшись в мягком кресле, позволил мне заговорить с ним об одном,
некогда сильно меня интересовавшем, церковном деле.
Поводом к развившейся у нас интересной беседе послужило одно чрезвычайно
казусное событие, о котором в свое время много говорили в русской печати, но
никогда не коснулись того, что в этом было самого возмутительного и самого
интересного и прямо било в глаза.
Один довольно известный в свое время литератор принимал к себе в дом тоже
довольно известного педагога. Они были друзья, но потом поссорились, и педагог
поступил непедагогично: он сделал на своего гостеприимного товарища донос с
целью доказать, что особа, почитаемая за жену этого писателя, совсем ему не
жена, и дети их не могут считаться детьми признающего их отца.
Ежедневные газеты занимались этим делом с одной общедоступной стороны —
именно, со стороны «скандала в благородном семействе», и притом в таком
семействе, глава которого принадлежал не к фаворитному из тогдашних направлений.
Более достойного внимания в этом деле печать ничего не усмотрела, но я позволю
себе теперь, в запоздалый след, указать то, что тут составляло самый важный
интерес и было пропущено.
Супружество, о котором сделал донос педагог, действительно было не из
законных, но оно, во всяком деле, было супружество венчанное, или, как говорят
иные, «в церкви петое». А между тем когда, вследствие доноса, представилась
надобность доказать венчание, то об этом нигде не оказалось никаких записей и
никакого следа.
. . .
Скачать и прочитать весь текст - 37,5 Кб в zip-архиве |
|
