Грин Александр Степанович. По закону

   1
   Наконец я приехал в Одессу. Этот огромный  южный  порт  был,  для  моих
шестнадцати лет, - дверью мира, началом кругосветного плавания, к которому
я стремился, имея весьма смутные представления о морской  жизни.  Казалось
мне, что  уже  один  вид  корабля  кладет  начало  какому-то  бесконечному
приключению, серии романов и потрясающих событий, овеянных шумом волн. Вид
черной матросской ленты повергал меня в трепет, в восторженную  зависть  к
этим существам тропических стран (тропические страны для  меня  начинались
тогда от зоологического магазина на Дерибасовской, где за  стеклом  сидели
пестрые,  как  шуты,  попугаи),  все,  встречаемые  мной,  моряки   и,   в
особенности, матросы  в  их  странной,  волнующей  отблесками  неведомого,
одежде, - были герои, гении, люди из волшебного круга далеких морей.  Меня
пленяла  фуражка  без  козырька  с  золотой  надписью  "Олег",  "Саратов",
"Мария", "Блеск", "Гранвиль"... голубые полосы  тельника  под  распахнутым
клином белой, как снег, голландки, красные и  синие  пояса  с  болтающимся
финским ножом или кривым греческим кинжальчиком с мозаичной  рукояткой,  я
присматривался, как к откровению, к неуклюжему  низу  расширенных  длинных
брюк, к загорелым,  прищуренным  лицам,  к  простым  черным,  лакированным
табакеркам с картинкой на крышке, из которых эти, впущенные в морской рай,
безумно счастливые герои вынимали листики  прозрачной  папиросной  бумаги,
скручивая ее с табаком так ловко и быстро,  что  я  приходил  в  отчаяние.
Никогда не быть мне настоящим морским волком! Я даже не знал,  удастся  ли
поступить мне на пароход.
   Довольно сказать вам, что я приехал в Одессу  из  Вятки.  Контраст  был
громаден! Я проводил дни на  улицах,  рассматривая  витрины  или  бродя  в
порту, где, на каждом шагу, открывал Америку. Здесь бился пульс мира. Горы
угля, рев гудков и сирен, заставляющий плакать мое сердце зовом в  Америку
и Китай, Австралию и Японию, - по океанам, по проливам, вокруг мыса Доброй
Надежды! Вот когда география совершила злое дело. Я рылся в материках, как
в щепках, но даже простой угольный пароход отвергал  мои  предложения,  не
говоря уже о гигантах Добровольного флота или изящных  великанах  Русского
общества. Было лето, стояла удушливая жара, но, в пыли и  зное,  обливаясь
потом, выхаживал я каждый день молы, останавливаясь перед вновь прибывшими
пароходами и, после колебания, взбирался на палубу по трапу,  сотрясаемому
шагами грузчиков. Обычно у трюма, извергающего груз  под  грохот  лебедки,
под отчаянный крик турка: "Вира!" или "Майна!",  торчала  фигура  старшего
помощника с накладными в  руках,  и  он,  выслушав  мой  вопрос:  "Нет  ли
вакансии", - рассеянно отвечал:  -  "Нет".  Иногда  матросы  осыпали  меня
насмешками,  и,  должно  быть,  действительно  казался  я  смешон  с  моей
претензией быть матросом корабля дальнего плавания, я,  шестнадцатилетний,
безусый, тщедушный,  узкоплечий  отрок,  в  соломенной  шляпе  (она  скоро
потеряла  для  меня  иллюзию  "мексиканской  панамы"),  ученической  серой
куртке, подпоясанный ремнем  с  медной  бляхой  и  в  огромных  охотничьих
сапогах.
   Запас иллюзий и комических представлений был у меня вообще  значителен.
Так, например, до приезда к морю я серьезно думал, что на мачту  лезут  по
ее стволу, как по призовому столбу, и страшился оказаться  несостоятельным
в этом упражнении. Рассчитывая, по крайней мере, через  месяц,  попасть  в
Индию или на  Сандвичевы  острова,  я  взял  с  собой  ящичек  с  дешевыми
красками, чтобы рисовать  тропических  птиц  или  цветы  редких  растений.
Поступить на пароход казалось мне так  же  легко,  как  это  происходит  в
романах. Поэтому крайне был озадачен я тем, что на меня никто не  обращает
внимания, и ученики мореходных  классов,  красивые  юноши  в  несравненной
морской форме, которых я встречал  повсюду,  казались  мне  рожденными  не
иначе, как русалками,  -  не  может  обыкновенная  женщина  родить  такого
счастливца.

. . .

Скачать и прочитать весь текст - 5,44 Кб в zip-архиве