Грин Александр
Степанович. Блистающий мир
"Это - там..."
Свифт
Часть I
ОПРОКИНУТАЯ АРЕНА
Семь дней пестрая суматоха афиш возвещала городским жителям о необыкновенном
выступлении в цирке "Солейль" "Человека Двойной Звезды"; еще никогда не
говорилось так много о вещах подобного рода в веселящихся гостиных, салонах, за
кулисами театра, в ресторанах, пивных и кухнях. Действительно, цирковое
искусство еще никогда не обещало так много, - не залучало волнения в область
любопытства, как теперь. Даже атлетическая борьба - любимое развлечение
выродившихся духовных наследников Нерона и Гелиогабала - отошла на второй план,
хотя уже приехали и гуляли напоказ по бульварам зверские туши Грепера и Нуара -
негра из африканской Либерии, - раскуривая толстейшие регалии, на удивление и
сердечный трепет зрелых, но пылких дам. Даже потускнел знаменитый силач-жонглер
Мирэй, бросавший в воздух фейерверк светящихся гирь. Короче говоря, цирк "
Солейль" обещал истинно небывалое. Постояв с минуту перед афишей, мы полнее
всяких примеров и сравнений усвоим впечатление, производимое ею на толпу. Что
же там напечатано?
"В среду, - говорила афиша, - 23 нюня 1913 года состоятся первое,
единственное и последнее выступление
ранееникогданигденевыступавшего, поразительного, небывалого,
исключительного феномена, именующего себя "Человеком Двойной Звезды".
Не имеющий веса Летящий бег Чудесный полет
Настоящее парение в воздухе, которое будет исполнено без помощи скрытых
механических средств и каких бы то ни было приспособлений.
Человек Двойной Звезды остается висеть в воздухе до 3-х секунд полного
времени.
Человек Двойной Звезды - величайшая научная загадка нашего века.
Билеты, ввиду исключительности и неповторимости зрелища, будут продаваться с
19-го по день представления; цены утроены".
Агассиц, директор цирка "Солейль", дал журналистам следующие объяснения.
Несколько дней назад к нему пришел неизвестный человек; даже изощренный глаз
такого пройдохи, как Агассиц, не выцарапал из краткого свидания с ним ничего,
кладущего штамп. На визитной карточке посетителя стояло: Э. Д. - только; ни
адреса, ни профессии...
Говоря так, Агассиц принял вид человека, которому известно гораздо более,
чем о том можно подумать, но сдержанного в силу важных причин. Он сказал: - Я
видел несомненно образованного и богатого человека, чуждого цирковой среде. Я
не делаю тайны из того, что наблюдал в нем, но... да, он - редкость даже и для
меня, испытавшего за тридцать лет немало. У нас он не служит. Он ничего не
требовал, ничего не просил. Я ничего не знаю о нем. Его адрес мне неизвестен.
Не было смысла допытываться чего-либо в этом направлении, так как одно-
единственное его выступление не связано ни с его прошлым, ни с личностью. Нам
это не нужно. Однако "Солейль" стоит и будет стоять на высоте, поэтому я не мог
выпустить такую редкую птицу. Он предложил больше, чем дал бы сам Барнум,
воскреснув и явившись сюда со всеми своими зверями.
Его предложение таково: он выступит перед публикой один раз; действительно
один раз, ни больше, ни меньше, - без гонорара, без угощения, без всякого иного
вознаграждения. - Эти три "без" Агассица свистнули солидно и вкусно. - Я
предлагал то и то, но он отказался.
По его просьбе, я сел в углу, чтобы не помешать упражнению. Он отошел к
двери, подмигнул таинственно и лукаво, а затем, - без прыжка, без всякого
видимого усилия, плавно отделясь в воздух, двинулся через стол, задержавшись
над ним, - над этой вот самой чернильницей, - не менее двух секунд, после чего
неслышно, без сотрясения, его ноги вновь коснулись земли. Это было так странно,
что я вздрогнул, но он остался спокоен, как клоун Додди после того, как его
повертит в зубах с трапеции Эрнст Вит. - "Вот все, что я умею, - сказал он,
когда мы уселись опять, - но это я повторю несколько раз, с разбега и с места.
Возможно, что я буду в ударе. Тогда публика увидит больше. Но за это поручиться
нельзя".
Я спросил - что он знает и думает о себе как о небывалом, дивном феномене.
Он пожал плечами. - "Об этом я знаю не больше вашего; вероятно, не больше того,
что знают некоторые сочинители о своих сюжетах и темах: они являются. Так это
является у меня". Более он не объяснил ничего. Я был потрясен. Я предложил ему
миллион; он отказался - и даже - зевнул. Я не настаивал. Он отказался так
решительно и бесспорно, что настойчивость равнялась бы унижению. Но,
естественно, я спросил, какие причины заставляют его выступить публично. - "
Время от времени, - сказал он, - слабеет мой дар, если не оживлять его; он
восстанавливается вполне, когда есть зрители моих упражнений. Вот -
единственное ядро, к которому я прикован". Но я ничего не понял; должно быть,
он пошутил. Я вынес впечатление, что говорил с замечательным человеком,
хранящим строжайшее инкогнито. Он молод, серьезен, как анатом, и великолепно
одет. Он носит бриллиантовую булавку тысяч на триста. О всем этом стоит
задуматься.
На другой же день утренние и вечерние газеты тиснули интервью с Агассицем; в
одной газете появился даже импровизированный портрет странного гастролера. Усы
и шевелюра портрета сделали бы честь любой волосорастительной рекламе. На
читателя, выкатив глаза, смотрел свирепый красавец, Между тем виновник всего
этого смятения, пересмотрев газеты и вдосталь полюбовавшись интересным
портретом, спросил: - "Ну, Друд, ты будешь двадцать третьего в цирке?"
. . .
Скачать и прочитать весь текст - 242 Кб в zip-архиве |
|
