Гофман Эрнст Теодор Амадей. Магнетизер

   Семейная хроника
   СНЫ — ПЕНОЙ ПОЛНЫ
   — Сны — пеной полны, — молвил старый барон, протягивая руку к шнуру звонка  и
собираясь вызвать старика Каспара,  чтобы тот посветил ему  в комнате; было  уже
поздно, осенний ветер  гулял по  холодной летней  зале, и  Мария, закутавшись  в
шаль и  прикрыв  глаза, казалось,  не  могла более  противиться  одолевавшей ее
дремоте. — И все же, — продолжил барон, отведя руку от звонка, подавшись  вперед
в кресле и опершись ладонями о колени,  -мне почему-то то и дело приходят на  ум
странные сны моей юности.
   — Ах,  любезный  батюшка,  —  возразил Отмар,  —  разве  бывают  не  странные
сновидения; однако  лишь те  из них,  что возвещают  о каком-нибудь  необычайном
явлении —  говоря  словами  Шиллера:  «так  ход  событий  важных  предваряют  их
призраки»*, —  те,  что  как  бы  против нашей  воли  низвергают  нас  в  темное
таинственное царство, куда с  таким трудом проникает наш  робкий взор, лишь  они
воздействуют на нас с той силой, которую невозможно отрицать.
   — Сны — пеной полны, — глуховатым голосом повторил барон.
   — Но  даже в  этом  расхожем изречении  материалистов, которые  готовы самые
поразительные вещи  объявить  совершенно  естественными,  а  самые  естественные
находят порой  невероятными  и  вульгарными,  —  продолжал  Отмар,сокрыта  очень
точная аллегория.
   — И какой же смысл ты  намерен отыскать в этой старой затасканной поговорке?
— зевая, спросила Мария.
   Отмар, смеясь, ответил ей словами Просперо:
   — «Приподними же занавес  ресниц, взгляни туда»*. Дорогая  Мария, не будь  ты
сейчас столь  сонной, ты,  уверен, догадалась  бы, что,  поскольку речь  идет  о
самом удивительном и восхитительном из всех явлений человеческой жизни — о  сне,
то и я, когда его сравнивают с пеной, тоже, конечно, думаю о самом  благородном,
что только  есть  на  свете.  И  это,  разумеется,  пена  искрящегося,  шипучего
шампанского, которое и ты порой не  гнушаешься пригубить, хотя обычно, как то и
подобает девице, с презрением отвергаешь все  прочие вина. Взгляни же на  тысячи
крошечных пузырьков,  которые,  искрясь,  поднимаются  в  бокале  и  пенятся  на
поверхности: это духи, нетерпеливо рвущиеся из земных пут; так проявляет себя  в
пене   высшее   духовное   начало,   которое,   освободившись   от   гнета всего
материального и вольно расправив крылья,  радостно сливается в далеких всем  нам
предуготованных небесных сферах  с родственным ему  высшим духом, распознавая и
постигая, как нечто  давно ему  знакомое, глубочайший  смысл самых  удивительных
явлений. А посему  и из пены  может родиться сновидение, в  котором, покуда сон
сковывает нашу внешнюю жизнь, радостно и  свободно бурлят наши жизненные силы  и
пробуждается   более   возвышенная   внутренняя   жизнь,   и  тогда мы не просто
предугадываем, но и познаем  явления обычно сокрытого от  нас мира духов и  даже
воспаряем над временем и пространством.
   — Мне чудится,  — прервал  его барон,  словно очнувшийся  от воспоминаний,  в
которые погрузился, — будто я слышу речи твоего друга Альбана. Вы знаете, что  я
всегда был и буду вашим закоренелым противником; так вот, то, что ты сейчас  тут
высказал,   звучит   весьма   красиво   и,   спору нет, придется по вкусу всяким
сентиментальным, чувствительным натурам, но оно ложно  уже хотя бы в силу  своей
однобокости. Если согласиться  с тем,  что ты столь  увлеченно вещал  о связи  с
миром духов и еще бог знает с  чем, то пришлось бы признать, что сон  непременно
погружает человека в наиблаженнейшее состояние; однако те сны, которые я  назвал
странными, ибо некий случай позволил им  оказать влияние на мою жизнь — случаем
я называю  определенное  стечение чужеродных  обстоятельств,  образующих  единое
явление,   —   те   сны,   уверяю   вас,   были  не просто неприятными, но столь
мучительными, что  я  порою  буквально  заболевал от  них,  хотя  и  не  слишком
задумывался по их поводу,  ибо в те  времена еще не было  моды гоняться за  тем,
что природа мудро сокрыла от нас.
   — Любезный батюшка, вам хорошо известны наши с Альбаном воззрения на то, что
вы зовете случаем, стечением обстоятельств и тому подобным. А что касается  моды
на размышления, то  пусть мой  любезный батюшка  вспомнит, что  мода эта  весьма
древняя и коренится в самой природе человека. Ученики в Саисе*…
   — Довольно, — прервал его барон,  — не стоит продолжать разговор,  уклониться
от которого у меня сегодня есть много  причин, тем более что я вовсе не  склонен
разделять с тобой твой бьющий через  край восторг перед всем чудесным. Не стану
скрывать,   что   именно   сегодня,   девятого   сентября,  меня преследует одно
воспоминание юности, от которого мне никак  не отделаться; и если я поведаю вам
об этом приключении,  то Отмар, конечно,  отыщет в нем  подтверждение того,  как
сон или сновидение, совершенно особым  образом связанное с реальностью,  оказало
на меня чрезвычайно неприятное воздействие.
   — Быть может, любезный батюшка, — сказал Отмар, — вы поможете нам с  Альбаном
и внесете  достойную  лепту  в собрание  многочисленных  фактов,  подтверждающих
выдвинутую ныне теорию магнетизма*, которая  основывается на исследовании сна  и
сновидений.
   — Уже  само слово  «магнетизм» заставляет  меня содрогнуться,  —  рассердился
барон, — но  каждому свое, и  бог с вами,  ежели природа терпит,  как вы  своими
неуклюжими руками  пытаетесь  сорвать с  нее  покров, и  не карает  вас  за это
смертью.

. . .

Скачать и прочитать весь текст - 38,3 Кб в zip-архиве