Достоевский Федор Михайлович. Двойник

Петербургская поэма
  ГЛАВА I
 Было без малого восемь часов утра, когда титулярный советник Яков
Петрович Голядкин очнулся после долгого сна, зевнул, потянулся и открыл,
наконец, совершенно глаза свои. Минуты с две, впрочем, лежал он неподвижно
на своей постели, как человек не вполне еще уверенный, проснулся ли он, или
еще спит, наяву ли и в действительности ли все, что около него теперь
совершается, или - продолжение его беспорядочных сонных грез. Вскоре,
однакож, чувства господина Голядкина стали яснее и отчетливее принимать
свои привычные, обыденные впечатления. Знакомо глянули на него
зелено-грязноватые, закоптелые, пыльные стены его маленькой комнатки, его
комод красного дерева, стулья под красное дерево, стол, окрашенный красною
краской, клеенчатый турецкий диван красноватого цвета, с зелененькими
цветочками и, наконец, вчера впопыхах снятое платье и брошенное комком на
диване. Наконец, серый осенний день, мутный и грязный, так сердито и с
такой кислой гримасою заглянул к нему сквозь тусклое окно и комнату, что
господин Голядкин никаким уже образом не мог более сомневаться, что он
находился не в тридесятом царстве каком-нибудь, а в городе Петербурге, в
столице, в Шестилавочной улице, в четвертом этаже одного весьма большого,
капитального дома, в собственной квартире своей. Сделав такое важное
открытие, господин Голядкин судорожно закрыл глаза, как бы сожалея о
недавнем сне и желая его воротить на минутку. Но через минуту он одним
скачком выпрыгнул из постели, вероятно попав, наконец, в ту идею, около
которой вертелись до сих пор рассеянные, не приведенные в надлежащий
порядок мысли его. Выпрыгнув из постели, он тотчас же подбежал к небольшому
кругленькому зеркальцу, стоящему на комоде. Хотя отразившаяся в зеркале
заспанная, подслеповатая и довольно оплешивевшая фигура была именно такого
незначительного свойства, что с первого взгляда не останавливала на себе
решительно ничьего исключительного внимания, но, повидимому, обладатель ее
остался совершенно доволен всем тем, что увидел в зеркале. "Вот бы штука
была, - сказал господин Голядкин вполголоса, - вот бы штука была, если б я
сегодня манкировал в чем-нибудь, если б вышло, например, что-нибудь не так,
- прыщик там какой-нибудь вскочил посторонний или произошла бы другая
какая-нибудь неприятность; впрочем, покамест недурно; покамест все идет
хорошо". Очень обрадовавшись тому, что все идет хорошо, господин Голядкин
поставил зеркало на прежнее место, а сам, несмотря на то, что был босиком и
сохранял на себе тот костюм, в котором имел обыкновение отходить ко сну,
подбежал к окошку и с большим участием начал что-то отыскивать глазами на
дворе дома, на который выходили окна квартиры его. Повидимому, и то, что он
отыскал на дворе, совершенно его удовлетворило; лицо его просияло
самодовольной улыбкою. Потом, - заглянув, впрочем, сначала за перегородку в
каморку Петрушки, своего камердинера, и уверившись, что в ней нет Петрушки,
- на цыпочках подошел к столу, отпер в нем один ящик, пошарил в самом
заднем уголку этого ящика, вынул, наконец, из-под старых пожелтевших бумаг
и кой-какой дряни зеленый истертый бумажник, открыл его осторожно, - и
бережно и с наслаждением заглянул в самый дальний, потаенный карман его.
Вероятно, пачка зелененьких, сереньких, синеньких, красненьких и разных
пестреньких бумажек тоже весьма приветливо и одобрительно глянула на
господина Голядкина: с просиявшим лицом положил он перед собою на стол
раскрытый бумажник и крепко потер руки в знак величайшего удовольствия.
Наконец он вынул ее, свою утешительную пачку государственных ассигнаций, и,
в сотый раз, впрочем считая со вчерашнего дня, начал пересчитывать их,
тщательно перетирая каждый листок между большим и указательным пальцами.
"Семьсот пятьдесят рублей ассигнациями! - окончил он, наконец, полушепотом.
- Семьсот пятьдесят рублей ... знатная сумма! Это приятная сумма, -
продолжал он дрожащим, немного расслабленным от удовольствия голосом,
сжимая пачку в руках и улыбаясь значительно, - это весьма приятная сумма!
Хоть кому приятная сумма! Желал бы я видеть теперь человека, для которого
эта сумма была бы ничтожною суммою? Такая сумма может далеко повести
человека..."
 "Однако что же это такое?" - подумал господин Голядкин, - да где же
Петрушка?". Все еще сохраняя тот же костюм, заглянул он другой раз за
перегородку. Петрушки опять не нашлось за перегородкой, а сердился,
горячился и выходил из себя лишь один поставленный там на полу самовар,
беспрерывно угрожая сбежать, и что-то с жаром, быстро болтал на своем
мудреном языке, картавя и шепелявя господину Голядкину, - вероятно, то,
что, дескать, возьмите же меня, добрые люди, ведь я совершенно поспел и
готов.

. . .

Скачать и прочитать весь текст - 127 Кб в zip-архиве