Чернышевский
Николай Гаврилович. Что делать?
Что делать?
Серия "Литературные памятники"
Л., "Наука", 1975
Из рассказов о новых людях
ОТ РЕДАКТОРА
Роман Н. Г. Чернышевского "Что делать?" был написан в стенах Петропавловской
крепости в декабре 1862-апреле 1863 г. Вскоре же напечатанный в "Современнике",
он сыграл колоссальную, ни с чем не сравнимую роль не только в художественной
литературе, но и в истории русской общественно-политической борьбы. Недаром
тридцать восемь лет спустя В. И. Ленин так же озаглавил свое произведение,
посвященное основам новой идеологии.
Печатавшийся в спешке, с непрестанной оглядкой на цензуру, которая могла
запретить публикацию очередных глав, журнальный текст содержал ряд небрежностей,
опечаток и других дефектов - некоторые из них до настоящего времени оставались
невыправленными.
Номера "Современника" за 1863 г., содержавшие текст романа, были строго
изъяты, и русский читатель в течение более чем сорока лет вынужден был
пользоваться либо пятью зарубежными переизданиями (1867-1898 гг.), либо же
нелегальными рукописными копиями.
Только революция 1905 г. сняла цензурный запрет с романа, по праву
получившего название "учебника жизни". До 1917 г. вышло в свет четыре издания,
подготовленных сыном писателя - М. Н. Чернышевским.
После Великой Октябрьской социалистической революции и до 1975 г. роман был
переиздан на русском языке не менее 65 раз, общим тиражом более шести миллионов
экземпляров.
В 1929 г. издательством Политкаторжан был опубликован незадолго до того
обнаруженный в царских архивах черновой, наполовину зашифрованный текст романа;
его прочтение - результат героического труда Н. А. Алексеева (1873-1972).
{[Некролог]. - Правда, 1972, 18 мая, стр. 2.} Однако с точки зрения требований
современной текстологии это издание ни в какой мере не может нас сегодня
удовлетворить. Достаточно сказать, что в нем не воспроизведены варианты и
зачеркнутые места. Немало неточностей содержится и в издании "Что делать?" в
составе 16-томного "Полного собрания сочинений" Чернышевского (т. XI, 1939.
Гослитиздат, подготовка Н. А. Алексеева и А. П. Скафтымова): по сравнению с ним
в этой книге более ста исправлений.
Как это ни странно, но до сих пор не было осуществлено научное издание
романа. Текст его ни разу не был полностью прокомментирован: некоторые,
понятные современникам, но темные для нас места оставались нераскрытыми или же
неверно интерпретированными.
Настоящее издание впервые дает научно выверенный текст романа и полностью
воспроизводит черновой автограф. В дополнении печатается записка Чернышевского
к А. Н. Пыпину и Н. А. Некрасову, важная для уяснения замысла романа и долго
остававшаяся ошибочно понятой. В приложении даны статьи, посвященные проблемам
изучения романа, и примечания, необходимые для его правильного понимания.
Искренняя благодарность внучке великого революционера и писателя, Н. М.
Чернышевской за ряд советов и неизменную дружескую помощь и М. И. Перпер за
важные текстологические указания.
Основной текст романа, заметку для А. Н. Пыпина и Н. А. Некрасова, статью "
Проблемы изучения романа "Что делать?"" и примечания подготовил С. А. Рейсер;
статью "Чернышевский-художник" - Г. Е. Тамарченко; черновой текст - Т. И.
Орнатская; библиографию переводов на иностранные языки - Б. Л. Кандель. Общую
редакцию издания осуществил С. А. Рейсер.
"Что делать?"
Из рассказов о новых людях
(Посвящается моему другу О.С.Ч.) {1}
I
ДУРАК
Поутру 11 июля 1856 года прислуга одной из больших петербургских гостиниц у
станции московской железной дороги была в недоумении, отчасти даже в тревоге.
Накануне, в 9-м часу вечера, приехал господин с чемоданом, занял нумер, отдал
для прописки свой паспорт, спросил себе чаю и котлетку, сказал, чтоб его не
тревожили вечером, потому что он устал и хочет спать, но чтобы завтра
непременно раз6удили в 8 часов, потому что у него есть спешные дела, запер
дверь нумера и, пошумев ножом и вилкою, пошумев чайным прибором, скоро притих, -
видно, заснул. Пришло утро; в 8 часов слуга постучался к вчерашнему приезжему -
приезжий не подает голоса; слуга постучался сильнее, очень сильно - приезжий
все не откликается. Видно, крепко устал. Слуга подождал четверть часа, опять
стал будить, опять не добудился. Стал советоваться с другими слугами, с
буфетчиком. "Уж не случилось ли с ним чего?" - "Надо выломать двери". - "Нет,
так не годится: дверь ломать надо с полициею". Решили попытаться будить еще раз,
посильнее; если и тут не проснется, послать за полициею. Сделали последнюю
пробу; не добудились; послали за полициею и теперь ждут, что увидят с нею.
Часам к 10 утра пришел полицейский чиновник, постучался сам, велел слугам
постучаться, - успех тот же, как и прежде. "Нечего делать, ломай дверь, ребята".
Дверь выломали. Комната пуста. "Загляните-ка под кровать" - и под кроватью
нет проезжего. Полицейский чиновник подошел к столу, - на столе лежал лист
бумаги, а на нем крупными буквами было написано:
"Ухожу в 11 часов вечера и не возвращусь. Меня услышат на Литейном мосту {2},
между 2 и 3 часами ночи. Подозрений ни на кого не иметь".
- Так вот оно, штука-то теперь и понятна, а то никак не могли сообразить, -
сказал полицейский чиновник.
- Что же такое, Иван Афанасьевич? - спросил буфетчик.
- Давайте чаю, расскажу.
Рассказ полицейского чиновника долго служил предметом одушевленных
пересказов и рассуждений в гостинице. История была вот какого рода.
В половине 3-го часа ночи - а ночь была облачная, темная - на середине
Литейного моста сверкнул огонь, и послышался пистолетный выстрел. Бросились на
выстрел караульные служители, сбежались малочисленные прохожие, - никого и
ничего не было на том месте, где раздался выстрел. Значит, не застрелил, а
застрелился. Нашлись охотники нырять, притащили через несколько времени багры,
притащили даже какую-то рыбацкую сеть, ныряли, нащупывали, ловили, поймали
полсотни больших щеп, но тела не нашли и не поймали. Да и как найти?
- ночь темная. Оно в эти два часа уж на взморье, - поди, ищи там. Поэтому
возникли прогрессисты, отвергнувшие прежнее предположение: "А может быть, и не
было никакого тела? может быть, пьяный, или просто озорник, подурачился, -
выстрелил, да и убежал, - а то, пожалуй, тут же стоит в хлопочущей толпе да
подсмеивается над тревогою, какую наделал".
Но большинство, как всегда, когда рассуждает благоразумно, оказалось
консервативно и защищало старое: "какое подурачился - пустил себе пулю в лоб,
да и все тут". Прогрессисты были побеждены. Но победившая партия, как всегда,
разделилась тотчас после по6еды. Застрелился, так; но отчего? "Пьяный", - было
мнение одних консерваторов; "промотался", - утверждали другие консерваторы. - "
Просто дурак", - сказал кто-то. На этом "просто дурак" сошлись все, даже и те,
которые отвергали, что он застрелился. Действительно, пьяный ли, промотавшийся
ли застрелился, или озорник, вовсе не застрелился, а только выкинул штуку, -
все равно, глупая, дурацкая штука.
На этом остановилось дело на мосту ночью. Поутру, в гостинице у московской
железной дороги, обнаружилось, что дурак не подурачился, а застрелился. Но
остался в результате истории элемент, с которым были согласны и побежденные,
именно, что если и не пошалил, а застрелился, то все-таки дурак. Этот
удовлетворительный для всех результат особенно прочен был именно потому, что
восторжествовали консерваторы: в самом деле, если бы только пошалил выстрелом
на мосту, то ведь, в сущности, было 6ы еще сомнительно, дурак ли, или только
озорник. Но застрелился на мосту, - кто же стреляется на мосту? как же это на
мосту? зачем на мосту? глупо на мосту! - и потому, несомненно, дурак.
. . .
Скачать и прочитать весь текст - 385 Кб в zip-архиве |
|
