Чехов Антон
Павлович. Встреча весны (рассуждение)
Борея сменили зефиры. Дует ветерок не то с запада, не то с юга (я в Москве
недавно и здешних стран света еще достаточно не уразумел), дует легонько, едва
задевая за фалды… Не холодно, и настолько не холодно, что можно смело ходить в
шляпе, пальто и с тросточкой. Мороза нет даже ночью. Снег растаял, обратился в
мутную водицу, с журчаньем бегущую с гор и пригорков в грязные канавы; не
растаял он только в переулках и мелких улицах, где безмятежно покоится под
трехвершковым бурым, землистым слоем и будет покоиться вплоть до мая… На полях,
в лесах и на бульварах робко пробивается зеленая травка… Деревья еще совершенно
голы, но выглядывают как-то бодрей. Небо такое славное, чистое, светлое; лишь
изредка набегают тучи и пускают на землю мелкие брызги… Солнце светит так
хорошо, так тепло и так ласково, как будто бы славно выпило, сытно закусило и
старинного друга увидело… Пахнет молодой травкой, навозом, дымом, плесенью,
всевозможной дрянью, степью и чем-то этаким особенным… В природе, куда ни
взглянешь, приготовления, хлопоты, бесконечная стряпня… Суть в том, что весна
летит.
Публика, которой ужасно надоело тратить деньги на дрова, ходить в тяжелых
шубах и десятифунтовых калошах, дышать то жестким, холодным, то банным,
квартирным воздухом, радостно, стремительно и став на носки протягивает руки
навстречу летящей весне. Весна желанная гостья, но добрая ли? Как вам сказать?
По-моему, не то, чтобы слишком уж добрая, и нельзя сказать, чтобы слишком уж и
злая. Какая бы она ни была, но ждут ее с нетерпением.
Поэты старые и молодые, лучшие и худшие, оставив на время в покое кассиров,
банкиров, железнодорожников и рогатых мужей, строчат на чем свет стоит
мадригалы, дифирамбы, приветственные оды, баллады и прочие стихоплетные штуки,
воспевая в них все до единой весенние прелести… Воспевают по обыкновению
неудачно (я не говорю о присутствующих). Луна, воздух, мгла, даль, желания,
«она» — у них на первом плане.
Прозаики тоже настроены на поэтический лад. Все фельетоны, ругательства и
хваления начинаются и оканчиваются у них описанием собственных чувств,
навеянных приближающейся весной.
Барышни и кавалеры того… Страждут смертельно! Пульс их бьет 190 в минуту,
температура горячечная. Сердца полны самых сладких предчувствий… Весна несет с
собой любовь, а любовь несет с собой: «Сколько счастья, сколько муки!» На нашем
рисунке весна держит амурчика на веревочке. И хороню делает. И в любви нужна
дисциплина, а что было бы, если бы она спустила Амура, дала ему, каналье, волю?
Я пресерьезный человек, но и ко мне по милости весенних запахов лезет в голову
всякая чертовщина. Пишу, а у самого перед глазами тенистые аллейки, фонтанчики,
птички, «она» и все такое прочее. Теща уже начинает посматривать на меня
подозрительно, а женушка то и дело торчит у окна…
Медицинские люди очень серьезные люди, но и они не спят спокойно… Их душит
кошмар и снятся самые обольстительные сны. Щеки докторов, фельдшеров, аптекарей
горят лихорадочным румянцем. И недаром-с! Над городами стоят зловонные туманы,
а туманы эти состоят из микроорганизмов, производящих болезни… Болят груди,
горла, зубы… Разыгрываются старинные ревматизмы, подагры, невралгии. Чахоточных
тьма-тьмущая. В аптеках толкотня страшная. Бедным аптекарям некогда ни обедать,
ни чая пить. Бертолетову соль, доверов порошок, грудные специи, йод и дурацкие
зубные средства продают буквально пудами. Я пишу и слышу, как в соседней аптеке
звенят пятаками. У моей тещи флюс на обеих сторонах: урод уродом!
Мелкие коммерсантики, ссудосберегатели, практические людоедишки, жидки и
кулаки пляшут от радости качучу. Весна и для них благодетельница. Тысячи шуб
идут в ссудные кассы на съедение голодной моли. Все теплое, еще не переставшее
быть ценным, несется к жидкам благодетелям. Не понеси шубу в ссуду, останешься
без летнего платья, будешь щеголять на даче в бобрах и енотах. За мою шубу,
которая стоит minimum 100 рублей, мне дали в ссуде 32 рубля.
В Бердичевах, Житомирах, Ростовах, Полтавах — грязь по колена. Грязь бурая,
вязкая, вонючая… Прохожие сидят дома и не показывают носа на улицу: того и
гляди, что утонешь черт знает в чем. Оставляешь в грязи не только калоши, но
даже и сапоги с носками. Ступай на улицу, коли необходимость, или босиком, или
же на ходулях, а лучше всего и вовсе не ходи. В матушке Москве, надо отдать
справедливость, сапог в грязи не оставишь, но в калоши непременно наберешь. С
калошами можно распрощаться навсегда только в весьма немногих местах (а именно:
на углу Кузнецкого и Петровки, на Трубе и почти на всех площадях). От села до
села не проедешь, не пройдешь.
Все собирается гулять и ликовать, кроме отроков и юношей. Молодежь и не
увидит за экзаменами весны. Весь май пойдет на получение пятерок и единиц. Для
единичников весна не желанная гостья.
Погодите немножко, дней через 5-6, много через неделю, коты запоют под
окнами громче, жидкая грязь станет густою, почки на деревьях станут пушистыми,
травка выглянет повсюду, солнце запечет — и весна установится самая настоящая.
Из Москвы потянутся обозы с мебелью, цветами, тюфяками и горничными.
Закопошатся огородники, садовники… Охотники начнут заряжать ружья.
Подождите недельку, потерпите, а пока накладывайте на ваши груди прочные
бинты, дабы не выскочили из грудей ваши разбушевавшиеся, не терпящие
отлагательств сердца…
Между прочим, как прикажете изобразить на бумаге весну? В каком виде? В
былые времена ее изображали в виде прекрасной девицы, сыплющей на землю цветы.
Цветы — синоним радостей… Теперь иные времена, иные нравы, иная и весна. У нас
она изображена тоже дамочкой. Цветов не сыплет, ибо нет цветов и руки в муфте.
Следовало бы изобразить ее тощей, худой, скелетообразной, с чахоточным румянцем,
но пусть она будет комильфо! {1} Делаем ей эту уступку только потому, что она
дама.
1 как следует (франц. comme il faut).
1882 г.
. . .
Скачать
текст - 3,72 Кб в zip-архиве |
|