Бунин
Иван Алексеевич. Оброк
Воротился он бледный, с дрожащими ногами, и попросился у
стряпухи на печку.
Она равнодушно спросила:
- Ай захворал?
- Служил тридцать лет, - в тон ей ответил Аверкий, влезая
на нары, ставя лапоть в печурку и поднимаясь в тесное жаркое
пространство между печью и потолком, - служил тридцать лет с
чистым лицом, а теперь шабаш, ослаб... Блоху не подкую, -
пошутил он. - Износился, задыхаться стал, - еще тверже и
даже с удовольствием сказал он, ложась.
И как только лег, получше пристроив голову в шапке на
какую-то сломанную плетушку, тотчас стал задремывать и
слышать свое глубокое, однообразно прерывающееся дыхание,
ощущать его жар в губах. Он уже твердо решил, что захворал
без отлеку, что он - "оброчный кочет". Он давно
перемогался. Больные собаки уходят со двора, ищут по межам,
по лесным опушкам какую-то тонкую, лишь им ведомую траву, и
едят ее - тайком ищут себе помощи. Отдаляясь от дворни,
Аверкий тоже искал - тайком покупал то водки, то соды...
Теперь перемогаться уже не стало сил. Но все-таки надо было
подумать: как быть с местом, сходить или нет? Если скоро
умрешь, думать тут, конечно, нечего. Ну, а если не скоро?
Работники курили и хохотали. Слушая и думая, он стал
видеть сны. Но из печальных и скучных воспоминаний
складывались они. Вот он будто вышел из избы - надо ехать
за хоботьем на гумно... А во двор входит и останавливается,
увидя поднимающихся собак, странник: голова закутана
женской шалью, на левой руке лукошко, в правой высокая
палка, на худых ногах растоптанные лапти... "Если бог
подымет, пойду в Киев, в Задонск, в Оптину, - подумал
Аверкий в дремоте. - Вот дело настоящее, чистое, легкое, а
то не знамо, зачем и жил на свете..."
Но тут громко и дружно захохотали работники, надымившие
всю избу. Аверкий очнулся. Стукнула дверь, кто-то вошел.
- Опять залил глаза! - сказала стряпуха, вытирая стол и
не глядя на вошедшего. - Опять приперся... Дед, да ай у
тебя стыда-то совсем нету? - спросила она, оборачиваясь -
Ну, чего пришел? Не надоел еще?
Но дед, - караульщик снятого мещанином сада,
"старик-плясун", как называл он сам себя для потехи, всегда
хмельной, обтрепанный, всегда мучивший Аверкия своей
неряшливостью, своей болтливостью, всей своей свободной,
немужицкой жизнью, - дед не обратил на стряпуху внимания.
- Ребята, рассудите: мысленно ли? - понес он с
непритворным отчаянием, разводя руками перед работниками. -
Один как есть на этакий сад! Да я с него шести целковых не
возьму! Приедет нынче, так и скажу: хомут да дуга, я тебе
больше не слуга! Будя! Вон ребятишки уж зачали в завязь
вникать, две яблоньки отрясли, а я что? Дули, говорит,
береги главней всего... А что я один исделаю? Вишенья
опять оборвали на валу - ну, и черт с ними! Я больной
человек!
- Больной, а все хоть выжми! - сказала стряпуха.
- Полегче! - ответил старик, садясь на нары. - Ты-то
помолчи. У меня вон моя старуха тебе в матери годится, а я
ее, может, полгода не видал... да, почесть, и весь век не
видал, не знаю, зачем и женился...
. . .
Скачать и прочитать весь текст - 18,4 Кб в zip-архиве |
|