Бунин Иван Алексеевич. Мелитон

Были светлые майские сумерки, я ехал  верхом по нашему Заказу. Лошадь шла узкой
дорогой среди свежей поросли  осин и орешника. Кругом  все было молодо,  зелено,
соловьи нежно и отчетливо выщелкивали по сторонам, перекликались друг с  другом.
Уже давно село  солнце, но лес  не успел ещё стихнуть:  горлинки журчали где-то
вблизи, кукушка куковала  в отдаленье…  В майские ночи  сон слаб  и недолог,  до
рассвета брезжит, заря зарю встречает.
Я выехал  к поляне,  где стояла  караулка. В  лощине за  поляной лежал  большой,
полноводный пруд. Над прудом, над столетними березами и дубами, окружавшими его,
слабо означался бледный  и прозрачный круг  месяца. А возле пруда  на пне сидел
Мелитон и  кидал сухие  прутья в  жаркий и  проворный костерчик,  разведенный  в
земляной печурке под котелком, висевшим в ней. Как всегда, очень чисты были его
заплатанные портки  и  рубаха, ладно  подвязаны  онучи. Он  сидел,  поставив на
колени локти, положив  лицо в  ладони, смотрел на  огонь, а  сам напевал  что-то
тихим и тонким, совсем женским голосом.
— Ай карасиков наловил, Мелитон? — спросил я, соскакивая с лошади.
Он поднялся, вытянулся во  весь рост, с той  особой выправкой, что присуща  была
когда-то только николаевским служакам,  и тотчас принял бесстрастное  выражение,
как бы стараясь скрыть постоянную  печаль своих бледно-бирюзовых глаз. Росту  он
был высокого, телом худ и костляв. Серые  густые брови и такие же усы, на  щеках
сходившиеся со щетинистыми  баками, придавали  ему вид суровый,  но лысина,  эти
бирюзовые глаза  и чистая  крестьянская рубаха,  свидетельствующая о  готовности
лечь «под святые» когда угодно, говорили о кроткой, отшельнической жизни.
Когда картошки в чугунчике стали сипеть и  бурлить, он потыкал в них щепочкой  и
снял чугунчик  с  огня.  Огонь  стал потухать,  —  только  красная  грудка  жара
светилась в землянке. Возле неё пахло сгоревшей дубовой листвой, а когда  старик
стал чистить картошки, запахло так вкусно, что  я попросил и себе парочку. И  мы
молча стали ужинать  возле неподвижного  стемневшего пруда, в  тишине и  сумраке
все ещё  не гаснувшей  весенней зари.  Закат за  деревьями вправо  алел нежно  и
тонко, и казалось, что там уже рассветает.
— Мелитон, — спросил я с юношеской простодушностью, — правда, тебя сквозь строй
прогоняли?
— Правда-с, — ответил он просто и кратко.
— А за что?
— А, конечно, за глупость, за провинности...

. . .

Скачать и прочитать весь текст - 5,63 Кб в zip-архиве